Мне говорят, что я трусливый. Слова часто кажутся мне просто набором звуков и я не уверен правильно ли я смысл слов понимаю, поэтому смотрю их значения в словаре Ожегова. Там написано — человек, легко поддающийся чувству страха. Сам бы я сказал, что подобен сломанным весам: пребываю в напряжении и постоянном ожидании опасности. Меня все и вся перевешивает.

Я ношу зажигалку в наплечной сумке, но не курю. Это замаскированный электрошокер.

Я боюсь ходить по пустым улицам под светом фонарей, поэтому держусь в тени у обочины. Стараюсь ступать тихо, чтобы не шуметь подошвами кроссовок по камням. Не оборачиваюсь на звуки, но боковым зрением слежу за всеми тенями и движениями с зажигалкой наготове. Я хотел бы спокойно реагировать на неожиданную собаку или прохожего, но каждый раз меня передергивает, и я стыдливо скрываюсь из их поля зрения.

Как в словарь Ожегова не загляну — я везде «легко поддающийся». Поддающийся впечатлениям, сомнениям и эмоциям.

Как-то поздним вечером шел дворами по Юго-Западу к остановке. Я на такси не езжу, хотя уже и сам собрал на Volkswagen Polo. Иду в темноте, вижу арку внутри панельного дома, а за ней — проспект с автобусами. Шагаю по тропинке через яблоневый садик и замечаю впереди безобразный силуэт с двумя головами. Одна голова в жиганке с папиросой, а вторая — кудрявая, бестолковая — качается, как под бит. Я не моргаю, вглядываюсь: да, раздваиваются, две головы. Мои ноги шагают по тропинке как и шагали. Сказать ему что-нибудь первым? Попросить закурить?

Если бы жил здесь такой сиамский близнец, то я бы наверняка знал о его существовании и был бы он местной знаменитостью. Но он впереди, покуривает и постукивает ногой...

Иду и выдыхаю.

Украшательство от жилищно-коммунальной службы: прибили к дереву плюшевую игрушку, натянули на нее кожаный плащ и строительную каску. Кипу листьев я принял за кучерявого, а игрушку — за курящего. Пластиковые глаза игрушки косили в разные стороны. Правый уставился прямо на меня, и под пристальным его вниманием я прошел мимо...

Мне часто мерещится всякое. Как-то я был с девушкой в постели. В темноте еле видел свою любовницу, только очертания. И по своей чуткой природе стал всматриваться, пока не увидел широко раскрытый черный рот, мутные глаза и узкое лицо, как в японских ужастиках.

В комнатном полумраке я вижу пиксели, из которых складываются картинки. Появляются на шкафу — жмурюсь, но и с закрытыми глазами вижу их на внутреннем веке. От пиксельных картинок из головы спасает только свет, поэтому по ночам не экономлю. На случай выбивания пробок на полке лежат фонарик и церковные восковые свечи. В чудотворность последних я не верю, а покупаю, потому что вкусно пахнут пчелами. Еще я слышал, что пары от парафиновых свечей вызывают рак.

‍

Хожу дома в хипповой цветастой майке, но не покуриваю. И не из-за денег. А свои скопленные тратить боюсь. Сомнения кишат. Родители мне говорят: «Ты дурак, не копи, а инвестируй». В том-то и дело, что я, наверное, дурак, оттого и коплю.

Одежда - единственное, на что могу потратиться. У меня не шкаф и не напольная вешалка, а отдельная костюмерная. Мне нравится наряжаться и примерять образы. Внутри меня живет меланхолия и желание быть незамеченным, а пиджак надеваю салатовый. Но я не клоун. Этот салатовый пиджак - вампирский маскарад, а не цирк.

Я утюжу стрелки на брюках, натираю замшу на кроссовках, снимаю катышки со спортивных дедушкиных кофт из семидесятых. Все эти действия дарят мне временное спокойствие, и я забываю, что могу умереть от вакуума в груди и остановки сердца, неудачно споткнуться, поперхнуться едой во время обеда, машина может наехать на тротуар... Счастья большого мне не надо. Мне лишь бы чуть грустно всегда, но без ощущения, что мир сейчас развалится, утечет сквозь пальцы, или что я упаду на самое его дно, где меня раздавит всем самым плохим, что только может случиться.

Мне хотелось жить и дышать свободнее, поэтому я решил приобщиться к религии. С деньгами и Богом безопаснее. Меня привлекал буддизм, а не христианство. Я — человек крещеный, и как пахнет ладан в церкви мне нравится, но моя бабушка отбила всю любовь к христианству.

Из-за бабушки христианство ассоциировалось у меня с ее старыми воплями и запахом тряпок для мытья посуды. Вдобавок моя репутация перед этим самым Боженькой была уже запятнана молитвами о ду́рне и гультае́, которого лишь бы спасти и сохранить.

Образы сильных медитирующих мужчин воодушевляли меня. Я думал о ценности момента и интересовался асанами в интернете.

Худо-бедно все это уже начало действовать, как случайным образом ко мне в руки попала «Бардо Тхёдол», или «Тибетская книга мертвых». Книга, в которой я надеялся найти спокойствие, наоборот, повергла меня в ужас. Я не мог поверить, что книжка может оказаться набором идей, которые никак не стереть из памяти.

Я прочитал ее за сутки, останавливаясь, захлопывая со стучащим сердцем, и открывая снова. В самой книге описывались три Бардо. Чикаи Бардо — состояние в момент смерти. Хониид Бардо — продолжение жизни после смерти. Сидпа Бардо — поиск нового рождения.

Я боялся Хониид Бардо. После смерти мы остаемся спать в своей голове и бродим по собственным воспоминаниям, желаниям и страхам.

Если при жизни кто-то действовал смело, то в Бардо он также доблестно справится с соблазнами, грехами и чудовищами из головы, переродится в достойное существо, или, как говорила книга, выйдет из круга перерождения.

А что делать тому, кто боится проснуться в туалет посреди ночи из-за пиксельных картинок или из-за стоящего вдруг над кроватью силуэта?

Я был печально уверен в том, что со своим сознанием мне не справиться.

Меня окружали разные люди, но больше всего я расстраивался, встречая позитивных глупцов с фразой «Мысли материальны». Я знал, что мысли материальны, потому что мы живем в мире из скользкой блестящей слизи, в мире, полном необъяснимых вещей. А они знали, что мысли материальны, потому что жили на поверхности, уверенные в том, что какая-то Вселенная, сродни новогоднему чуду, исполняет все желания, стоит только захотеть, но захотеть по-настоящему, как говорили они.

Так плюсом ко всем моим недостаткам появилась еще и зависть. Они будут выигрывать в конкурсах и находить любовь, а я — болеть неизлечимыми болезнями и прозябать в нищете. Только потому, что я умнее, и потому, что не могу победить свои смертоносные мысли.

Я не понимал, как жить и ради чего, поэтому стал избегать людей, ведь они, в отличие от меня, горели желанием жить и знали зачем. Их земные горечи и радости казались мне бессмысленными. Я отдалился от друзей, девушки перестали меня интересовать, а музыка, которую я раньше археологически выискивал, не вызывала трепета. Меня увлекала «Книга мертвых», одежда и накопительство.

С каждым днем жилось мне все сложнее, а мир казался большим мультфильмом. Каким-то чудом я выживаю каждый день и мир не рушится, но это чудо неподконтрольное. Я даже стал ходить в серые здания и выносить оттуда бумажки с кодами F40.8, F41.0, F41.2, F41.9, F42.1, F48.1, F55.0, F55.4, F55.6.

Мое спасение пришло в рекламном посте. ПОДГОТОВКА К ИСПЫТАНИЯМ В ЗАГРОБНОМ МИРЕ. ДЕСЯТИДНЕВНЫЙ ТРЕНИНГ. Я читал условия тренинга, будучи уверенным, что тренинг создался только потому, что я сам себе его придумал своим сильным сознанием, а не потому, что искусственный интеллект опирается на мои интересы, осуществляя поиск.

Тысяча американских долларов. Обучающая программа составляется по итогам консультации. Консультация оплачивается отдельно, «50 BYN, наличными». Если испытуемый не понравится тренеру, тот вправе его не брать, и в таком случае стоимость консультации не возвращается. Это бессовестные условия, но я согласен.

Консультация подтверждена на завтра. 18:00, Сендайский сквер, у ивы и камней. Похоже, буддист. Это мне подходит. Нет ни одного отзыва на тренинг... Не знаю, получится ли у меня заметить шахер-махер, найти в себе храбрость, чтобы сказать: «Я на этот лохотрон не поведусь», потребовать деньги назад и уйти.

Лучше сначала искать подвох, конечно, а потом уже платить.